Язык пропаганды 1918-1922 гг. в свете христианской традиции
Гражданская война, разделившая страну на «красных» и «белых», породила небывалое для дореволюционной России количество плакатов, листовок, агитационных брошюр. В органах пропаганды обеих воюющих сторон работали (хотя нередко не подписывали своих произведений) выдающиеся писатели и художники. К. С. Малевич, М. З. Шагал и К. С. Петров-Вод
Материалом данного исследования являются листовки, агитационные брошюры, воззвания полководцев к войскам и мирному населению, а также совсем небольшие тексты (призывы, лозунги, пояснительные надписи), размещенные на плакатах. Последние особенно интересны благодаря соединению вербальных средств пропаганды с невербальными; как будет показано ниже, в интересующем нас аспекте (продолжение или отторжение христианской традиции) эти невербальные средства подчиняются тем же закономерностям, что и художественная литература данной эпохи.
Советские агитационные тексты резко выделяются многочисленными призывами не просто победить, а непременно убить противника: Смерть беспощадная врагам революции!2; Смерть Хвостиковым3, Крыжановским и всем другим офицерам и генералам4; Товарищи крестьяне!Помещичья гадина еще не добита…; Рабочий в городе уже расправился с царем и фабрикантом,селянину и батраку в деревне надо поскорее покончить с кулаком…; Необходимо уничтожить Деникина…; Уничтожайте Булак-Балаховича!; Смерть Врангелю!; Смерть Булак-Балаховичу!5 и т. д. Подобные надписи характерны и для советских плакатов: Смерть Колчаку и прочим приспешникам царя и капитализма («Все на Урал!», 1919); Врангель еще жив, добей его без пощады (одноименный плакат, 1920); Уничтожьте черных гадов («Враг у ворот», 1919) и др. Обращаясь к населению Кубанской и Терской областей, Ставропольской губернии и Черноморского побережья, Всероссийская Чрезвычайная Комиссия предупреждала: В случае <…> оказания какого бы то ни было содействия белогвардейским бандам виновных ожидает самая беспощадная расправа <…>. Карающая рука Советвласти беспощадно сметет с лица земли всех врагов трудового народа6. Советская листовка «К казакам» (август 1920; подписали командующий 9-й Кубанской армией М. К. Левандовск
Как видно из приведенных цитат, в «красной» агитационной литературе очень широко представлена лексическая группа, объединенная внеязыковой категорией «смерть». В побудительных речевых актах используется как сама лексема смерть, так и различные синонимы глагола «убивать» – добивать (по определению В. И. Даля, «бить до смерти»8), уничтожать,кончать, сметать с лица земли. При этом и к власти, в пользу которой ведется данная агитация, и к ее конкретным действиям прилагается эпитет беспощадный, то есть «безжалостный, немилосердный, жестокий» (бытовавшее в XIX простонародное слово беспощадник означало «немилосердный, жестокий, зверский человек»9). Казалось бы, это противоречит задачам агитации: для характеристики «своей» стороны используется слово, которое имеет в русском языке негативный смысл. Однако вряд ли сотни советских пропагандистов стремились дискредитировать власть большевиков; следовательно, процитированные агитационные тексты опираются на иную, не свойственную прежней русской культуре (и потому не успевшую отразиться в языке) систему этических оценок.
В этой новой системе духовно-нравстве
При этом предназначенный к уничтожению противник получает метафорические наименования гадина, гады, паразиты; один из бронепоездов Красной армии носил название «Смерть паразитам». В данном отношении лексика лозунгов времен Гражданской войны предваряет язык советских газет 1920-х–1930-х годов – например, образный строй опубликованных в этих газетах статей М. Горького («О мещанстве», «О предателях», «О злопыхателях» и др.). Называя их автора «превосходным пропагандистом»10, Ж. Нива отмечал, насколько велик в перечисленных заметках «удельный вес презрительных кличек, сравнений с животными», употребленных по отношению к реальным и мнимым противникам советского строя: «Среди многочисленных “зоологических” уподоблений наиболее часты сравнения с солитером <…>. Второй наиболее частотный образ – муха»11.
Примечателен и плакат 1920 г., на котором глава Советского государства сметает с земного шара «классово чуждых» персонажей, в том числе священника: «Товарищ Ленин очищает землю от нечисти». Его автором считается М. М. Черемных; по другим сведениям, эту работу по его рисунку выполнил В. Н. Дени (подлинная фамилия – Денисов), создатель «Окон РОСТА», позднее – один из создателей «Окон ТАСС», сотрудник журнала «Безбожник у станка». По традиции, нечистью, или нечистой силой, в русском языке именовались дьявол, бесы, т. е. сверхъестественн
Сопоставляя тексты «красных» и «белых» листовок, А. А. Черкасов констатировал, что, судя по ним, «в мирной ликвидации <…> оппозиции большевики были не заинтересованы. В свою очередь белогвардейцы <…> обращались к большевикам подчеркнуто вежливо, указывая на их заблуждения и ошибки и одновременно призывая их в свои ряды»12. Для сравнения, во время Гражданской войны действовали красные бронепоезда «Смерть Деникину» и «Смерть кадетам», но среди белых бронепоездов ни один не назывался, например, «Смерть Ленину» или «Смерть комиссарам». Плакат с характерным текстом «Ваши родные и близкие стонут под игом большевистских комиссаров…» (Ростов-на-Дону, 1919; художник скрылся за подписью VZ), призывает не убивать этих комиссаров, но выручать страдающих людей: …идите же спасать их!В «белых» листовках, независимо от региона военных действий, не встречаются призывы добитьили уничтожить противника – только победить, рассеять, выгнать. В этом отношении типично воззвание Верховного правителя А. В. Колчака к его армии (1919): Солдаты должны рассеять те банды богоотступников, которые защищают гибельное для русских самодержавие народных комиссаров…13. Выражение банды богоотступников, при всей негативности оценки противника, не приравнивает его ни к презираемым животным, ни к нечистой силе; богоотступник – это, прежде всего, человек, который в иных обстоятельствах может и вернуться к Богу.
Между тем в изображении советских пропагандистов руководители Белого движения воюют под лозунгом беспощадной расправы. На плакатах, созданных В. Н. Дени в 1919 г., Колчак то призывает «Расстрелять каждого десятого рабочего и крестьянина» («Мы, Божьей милостью Колчак…»), то едет под виселицей с надписью рабочим и крестьянам – веревка («Тройка»), а Деникин и его окружение вдохновляются девизом «Бей рабочих и крестьян» («Деникинская банда»). Эти призывы не только не имеют ничего общего с реальными декларациями и приказами названных военачальников, но и противоречат логике: если белые действительно являются «помещиками и капиталистами», то они не могут желать физического истребления «рабочих и крестьян», поскольку живут за счет их труда. Очевидно, что белым здесь приписаны «перевернутые» большевистские лозунги: советские агитаторы призывают убивать помещиков, кулаков, фабрикантов и т. д. – значит, «защитники эксплуататоров» для восстановления паритета должны призывать к массовому уничтожению «трудящихся». Но суть дела в том, что белая пропаганда вообще не призывает к убийствам, тем более по классовому признаку (что является неповторимой чертой коммунистической идеологии). «Белые» листовки призывают читателей не убивать врагов-красноарм
Борьба с большевиками рисуется в агитационных текстах как защита христианской веры. Например: Женщины и девушки, желающие встать на защиту Веры и Отечества, вступайте добровольцами в дружины Святого Креста… (Омск, сентябрь 1919)15. Воззвание «От Высшего Церковного управления к воинству, подвизающемуся на всех фронтах» (ноябрь 1918) начинается с обращения: Воины Христолюбивые, доблестные защитники Святой Церкви и дорогой Родины!16 Создатели этого небольшого текста (первой под документом стоит подпись архиепископа Омского и Павлодарского Сильвестра, в 2000 году причисленного Русской Православной Церковью к лику святых) призывают читателей: Встаньте теснее около своего Верховного Вождя [A. B. Колчака. – С. Ш.], плотнее сомкните вокруг него свои ряды, чтобы защитить отчизну от насильников и предателей. Святая Церковь шлет вам, страстотерпцы,свое благословение и молит Господа об укреплении ваших сил в борьбе с врагом17.
Редактор Литературно-поли
Задумали, окаянные, ни мало, ни много,
Отнявши свободу, отнять и Бога.
Только стой!
Руки долой!
От вас мы видали разные виды,
Но этой последней обиды
Ни от кого не снесет
Крещеный народ18.
Приглашая красноармейцев в Белую армию, этот автор характеризует ее словами:
Там все, кто присягу Руси не нарушил,
Там все, кто не продал антихристу душу…19
Слова Россия (Русь) и Родина – ключевые для «белых» агитационных текстов: Где ты,великая Россия и матерь-покровите
При этом послереволюционн
В подобных пропагандистских текстах провозглашается тождество Родины (Отечества,Отчизны) и Святой Руси, например: Великая Родина наша – Святая Русь гибнет…26 (Омск, 1919). Листовка, призывающая переходить в армию Врангеля, кончалась словами: Да здравствует Святая Русь, Русь свободная, Русь Великая27. О тождественности для «белого» лагеря понятий Россия и Святая Русь свидетельствуют не только листовки и воззвания, но и песни, которые также в определенном смысле являются агитационными материалами. Например:
Вспоили вы нас и вскормили,
Отчизны родные поля,
И мы беззаветно любили
Тебя, Святой Руси земля28.
В большевистских листовках также подчас присутствует аллегорический женский образ, вдохновляющий воинов на борьбу, но это фигура не России, как в «белых» агитационных текстах (Россия идет! Россия зовет29), а Революции: Мировая Революция рассчитывает на Красную армию, на ее революционный дух30. О противоположност
В большевистской агитации времен Гражданской войны слово Россия употребляется редко и обязательно вместе с определением Свободная или, что чаще, Советская33 («Советская Россия – осажденный лагерь», 1919). Предпочитается аббревиатура РСФСР. Образ, обозначаемый ею, не имеет никаких примет исторической России; такова, например, красная цитадель, которую штурмуют (под трехцветными русскими знаменами) черные полчища контрреволюции на уже упоминавшемся плакате «Враг у ворот». По контрасту, «белая» пропаганда с помощью различных визуальных и вербальных средств утверждает мысль о преемственности Белого движения с русской культурой и государственност
Данная особенность «белой» пропаганды соответствует тому принципу, который в романе А. И. Солженицын
На советских плакатах белогвардейский лагерь почти всегда включает карикатурную фигуру православного священника с наперсным или благословляющим крестом («Деникинская банда», «Мы, Божьей милостью Колчак…» и др.); крест присутствует здесь как знак вражеского мира. Противоположным смыслом наполнен концепт креста в белогвардейских листовках, например: Дорогой брат стрелок! Ты часто видишь на груди твоего брата Георгиевский крестик…35. В приказе А. И. Деникина, подчинившем его воинские силы А. В. Колчаку, говорилось: Да благословит Господь его крестный путь36.
Мотив благословения определяет композицию и одного из самых известных плакатов Добровольческой армии – «Сын мой! Иди и спасай родину!» (автор неизвестен, 1919), где мать-крестьянка благословляет иконой уходящего на войну солдата. Изображение этих двух центральных фигур восходит к плакату 1914 года «Иди за родину» (автор – С. Родионов). Преемственность между двумя плакатами тем более естественна, что Гражданская война воспринималась многими современниками как продолжение Первой мировой. Однако и в композиции, и в стилистике этих работ очевидны существенные различия. Дело не в том, что на плакате 1914 г. мать надевает на сына крест, а на плакате 1919 г. осеняет его иконой (суть происходящего от этого не меняется и сохраняет свой христианский смысл). Принципиально изменилось окружение матери и сына: вместо реалистически выписанного красного угла крестьянской избы («Иди за родину») на белогвардейском плакате представлена символическая панорама пожара, закрывающего полнеба (видимо, отклик на «мировой пожар» из поэмы А. А. Блока «Двенадцать»), навстречу которому выступает колонна воинов под трехцветным русским флагом.
Определяющий композицию этого плаката мотив благословения весьма значим для русской классической литературы37 («Капитанская дочка» открывает собой ряд произведений, в которых этот мотив является сюжетообразующим38). В свете христианской традиции не менее важно, что это благословение иконой. Как убедительно показал В. В. Лепахин, икона занимает особое место не только в русской художественной культуре, но и в отечественной словесности39. В частности, художественная функция иконы как средства обретения литературными персонажами соборного единства была впервые выявлена И. А. Есауловым в ряде эпизодов «Войны и мира»40. Соединяя в цельный художественный образ мотивы иконы, благословения и родины, плакат «Сын мой! Иди и спасай родину!» соответствует этой культурной традиции.
В то время как «белая» пропаганда выстраивает образ своей государственност
Упомянутая тема революционного пламени является сквозной для советских плакатов, в том числе и для надписей на них. Так, строки поэмы А. А. Блока «Двенадцать» – «
Еще одним символом новой действительности выступает пятиконечная звезда. По словам Т. И. Володиной, она нередко входит в композицию советских плакатов в качестве фона, «символизируя сверхчеловеческу
Над миром светлым и свободным
Горит огнем международным
Красноармейская звезда.
Ее лучи неугасимы
Алеют ровно сквозь туман,
И к ней, как древле пилигримы,
Идут рабочие всех стран45.
На плакате «Рождество» красная звезда прямо противопоставляе
Итак, символы, на которые опирается пропаганда противоборствующ
Весьма интересен в данном отношении плакат Б. В. Зворыкина «Борьба красного рыцаря с темной силою» (1919). «Темная сила», которую сражает «красный рыцарь», воплощена в образе воина на белом коне, в древнерусском остроконечном шлеме и кольчуге. Этот враг, своим одеянием напоминающий витязя с плаката «За единую Россию», несомненно, является аллегорией Белой армии. Второй противник красного всадника, выступающий единым фронтом с древнерусским воином, наделен обликом западноевропейск
Но еще более примечателен плакат, где в облике святого великомученика Георгия предстает создатель Красной армии, председатель Реввоенсовета Республики, убежденный враг христианства (как и любой другой религии) Л. Д. Троцкий. Такой образ появляется на страницах повести А. П. Платонова «Сокровенный человек»: В Лисках отдыхали три дня. Пухов <…> исчитал все плакаты и тащил газеты из агитпункта для своего осведомления. Плакаты были разные. Один плакат перемалевали из большой иконы – где архистратиг Георгий поражает змея, воюя на адовом дне. К Георгию приделали голову Троцкого, а змею-гаду нарисовали голову буржуя; кресты на ризе Георгия Победоносца зарисовали звездами, но краска была плохая, и из-под звезд виднелись опять-таки кресты. Это Пухова удручало. Он ревниво следил за революцией, стыдясь за каждую ее глупость…48. Заметим, что в реальности иконописный образ Георгия Победоносца не мог включать «кресты на ризе»: это принадлежность изображения святителей. К тому же бой Георгия со змеем, согласно иконописной традиции, происходит отнюдь не «на адовом дне». Неточно и наименование великомученика «архистратигом» – видимо, по аналогии с архангелом Михаилом, за которым христианская словесность закрепила это определение. Однако эта неточность обоснована исторической реальностью: для бойцов Красной армии Троцкий действительно верховный военачальник, по-гречески – архистратиг. С помощью данного лексического смещения автор «Сокровенного человека» отождествляет Троцкого не только с одним из известнейших мучеников за веру, но и с «воеводой верных Богу ангелов, победоносным врагом Сатаны», «покровителем воинов, бьющихся за правое дело»49. Писатель не указывает, в чем именно Фома Пухов усмотрел глупость данного агитационного приема; исходя из контекста повести, можно предположить, что для ее героя неприемлема опора на религиозную образность – как дань буржуазным пережиткам.
«Расчет художников массового искусства был верным. Знакомый, усвоенный русским человеком почти на подсознательном уровне образ Георгия Победоносца, пронзающего змея, действовал завораживающе-уб
Завершая противопоставлен
Итак, противостояние «белой» и «красной» агитационной продукции имело не только политическое, но и культурное, и религиозное измерение. Можно со всей определенностью утверждать, что глубинное различие между ними состоит не в партийных программах (среди белых, как известно, были люди абсолютно разных политических взглядов – от сторонников самодержавия до социалистов), а в приятии или отторжении фундаментальных основ русской культуры, укорененных в христианской вере. Отчуждение (осмеяние или перекодирование) этих основ объединяет советское агитмассовое искусство конца 1910-х – начала 1920-х гг. с советской художественной литературой и свидетельствует, говоря словами И. А. Есаулова, об «общностирелигиозной доминанты советской культуры, где на разных “этажах” <…> неожиданно проявляет себя по сути своей единая установка, единая духовная система координат»57.